Солнце едва перевалило за некую условную линию, обозначив около четырёх пополудни, как на колено вытянутой ноги примостилась кошка, всем своим видом показавшая, что одна нога — не слишком удобно. Пришлось вытягивать вторую. Хвостатая оказалась обычной серо-полосатой, не лишённой очарования беспредельщицей. Кошка, казавшаяся маленькой, компактной, как можно в шутку назвать, вытянулась на бедрах колбасой, свесив хвост, периодически пощёлкивающий кончиком, если за ушком чесали особенно интенсивно. И принялась мурлыкать. Старательно, со всей ответственностью, рефлекторно впуская-выпуская когти, которые не хуже кинжалов кололи кожу. Впрочем, это не отменяло того спокойствия, что дарило одно маленькое создание. Совершенно бессловесно, одним своим присутствием.
Стоило провести ладонью вдоль тела, как мурлыканье чуть меняло тональность — "пр-равильно делаешь, дядя Фё..." ой, то есть, конечно, "дядя Эцио". В ответ мурлыка любовно впускала когти, заставляя шипеть и беззвучно ругаться, потому что... десяток крошечных кинжалов — это уже серьёзно. Но дёргать ногой или снимать с себя животное мужчина не стал, почёсывая подбородок и шею, отчего кошка задрала голову, приподнявшись, и принялась тарахтеть басовитей, интенсивней. Она на пару мгновений приоткрыла глаза, увидела другие, смеющиеся, и снова смежила веки. "Чеши, раб".
Эцио склонился над хвостатой, понаблюдать за мордочкой, но дремавшая кошка тут же встрепенулась, вскочила, сладко потянулась, широко зевнув и продемонстрировав оскал (мужчина удержался от глупого порыва поднести к пасти палец), и заинтересовалась выбившейся из хвостика прядью. Ассасин тихо рассмеялся, наблюдая за осторожными и аккуратными попытками подбить "игрушку" лапой. Вскоре кошка вынудила мужчину отклониться обратно к дереву, в тени которого и присел подремать, слишком близко размахивая когтистой пятернёй, и в азарте уперлась лапами в грудь, пристально рассматривая движимую ветерком заинтересовавшую прядь. Эцио убрал волосы за ухо, коснувшись после пальцем кошачьего носа. Мурлыка увернулась от руки и потянулась выше, к лицу. Сосредоточенность и большое любопытство смешались на мордочке, когда кошка обнюхивала чужое лицо. Дыхание... скорее, сопение, щекотало кожу. Эцио фыркнул, терпеливо ожидая конца исследований, но животное что-то заинтересовало. Снова встав и упершись лапами в грудь, кошка протянула одну и осторожно потрогала губы мужчины, выжидающе глядя.
— Ты чего? — кошка не сводила огромных любопытных глаз, потом снова протянула лапку. — Signorina желает говорить со мной?
Эцио провёл один раз ладонью вдоль спины, другой — кошка счастливо тянулась и бодалась. Ассасин продолжил наглаживать, в задумчивости делясь с мурлыкой мыслями, переживаниями. Тихая песнь и куда более комфортное "утаптывание" в плотную ткань, которую не протыкали насквозь когти, успокаивали, убаюкивали.
Очнулся мужчина по ощущениям через несколько часов точно, на самом деле — минут через десять. Кошка всё так же прижималась всем тельцем, тоже задремав. Почувствовав движение, она отодвинулась и зевнула, после снова обнюхав собеседника. Эцио погладил животное и, поддавшись порыву, коснулся губами кошачьего лба...
И получил по губам же. К счастью, без когтей.
— Хорошо-хорошо, без рук! — рассмеялся мужчина, перехватывая кошку удобнее и поднимаясь с земли. У хвостатой было своё мнение на этот счёт, и она вывернулась из постылых объятий, порысив к поселению.
Стоило провести ладонью вдоль тела, как мурлыканье чуть меняло тональность — "пр-равильно делаешь, дядя Фё..." ой, то есть, конечно, "дядя Эцио". В ответ мурлыка любовно впускала когти, заставляя шипеть и беззвучно ругаться, потому что... десяток крошечных кинжалов — это уже серьёзно. Но дёргать ногой или снимать с себя животное мужчина не стал, почёсывая подбородок и шею, отчего кошка задрала голову, приподнявшись, и принялась тарахтеть басовитей, интенсивней. Она на пару мгновений приоткрыла глаза, увидела другие, смеющиеся, и снова смежила веки. "Чеши, раб".
Эцио склонился над хвостатой, понаблюдать за мордочкой, но дремавшая кошка тут же встрепенулась, вскочила, сладко потянулась, широко зевнув и продемонстрировав оскал (мужчина удержался от глупого порыва поднести к пасти палец), и заинтересовалась выбившейся из хвостика прядью. Ассасин тихо рассмеялся, наблюдая за осторожными и аккуратными попытками подбить "игрушку" лапой. Вскоре кошка вынудила мужчину отклониться обратно к дереву, в тени которого и присел подремать, слишком близко размахивая когтистой пятернёй, и в азарте уперлась лапами в грудь, пристально рассматривая движимую ветерком заинтересовавшую прядь. Эцио убрал волосы за ухо, коснувшись после пальцем кошачьего носа. Мурлыка увернулась от руки и потянулась выше, к лицу. Сосредоточенность и большое любопытство смешались на мордочке, когда кошка обнюхивала чужое лицо. Дыхание... скорее, сопение, щекотало кожу. Эцио фыркнул, терпеливо ожидая конца исследований, но животное что-то заинтересовало. Снова встав и упершись лапами в грудь, кошка протянула одну и осторожно потрогала губы мужчины, выжидающе глядя.
— Ты чего? — кошка не сводила огромных любопытных глаз, потом снова протянула лапку. — Signorina желает говорить со мной?
Эцио провёл один раз ладонью вдоль спины, другой — кошка счастливо тянулась и бодалась. Ассасин продолжил наглаживать, в задумчивости делясь с мурлыкой мыслями, переживаниями. Тихая песнь и куда более комфортное "утаптывание" в плотную ткань, которую не протыкали насквозь когти, успокаивали, убаюкивали.
Очнулся мужчина по ощущениям через несколько часов точно, на самом деле — минут через десять. Кошка всё так же прижималась всем тельцем, тоже задремав. Почувствовав движение, она отодвинулась и зевнула, после снова обнюхав собеседника. Эцио погладил животное и, поддавшись порыву, коснулся губами кошачьего лба...
И получил по губам же. К счастью, без когтей.
— Хорошо-хорошо, без рук! — рассмеялся мужчина, перехватывая кошку удобнее и поднимаясь с земли. У хвостатой было своё мнение на этот счёт, и она вывернулась из постылых объятий, порысив к поселению.