— Давай я Фессю попрошу, чтоб она тебе в кухне ночевать разрешила? — предложил Жар.
— Вот ещё! Там же духота страшенная... Признавайся, чего тебе дедок наговорил? — потребовала девочка.
— Ну... — Парень смущённо поскрёб коротко стриженный затылок. — Большие мы уже, неприлично.
— Что — неприлично? — недоумённо хлопнула глазами Рыска, и Жар почувствовал себя на месте дедка, даже потупился так же.
— Ты ж это... девушкой скоро станешь.
Рыска фыркнула:
— Я уже год как девушка, и что?
— Опа... — Жар ошарашенно уставился на подругу. И столько от него скрывала! — Тем более. Люди коситься начинают...
— Ну и пусть, — легко отмахнулась Рыска. — Они и так на меня косятся. Вон баба Шула вчера приковыляла: "Донечка, солнышко, подскажи..." А от самой так горчицей разит — аж в носу щиплет.
— Не, я парней имею в виду... — Жар уже отчаянно жалел, что не спихнул этот дурацкий разговор на того же дедка.
— Да они мне не мешают, — "утешила" его дево... девушка. — В прошлый раз даже весело было, когда они тебя бить лезли, а на меня наткнулись. Один так с лестницы и грохнулся!
Жар покраснел ещё больше. Он, в отличие от Рыски, уже давно знал, что парень отличается от мальчика не только ломким баском и редкой щетиной. Высокий, смазливый зубоскал и наглец притягивал девиц, как мышей — засунутый в давилку смалец. Что, разумеется, очень не нравилось его более старшим, но менее везучим конкурентам из вески.
— Я про то, что скоро они к тебе лазить будут.
— Зачем? — наивно удивилась Рыска.
— Замуж звать! — надоело крутить парню. — А тут я!
— Вот и отлично, будешь их гонять!
— Что — всю жизнь?! — Жар представил, как он, седой и согбенный, клюкой шугает таких де доходящих ухажёров.
читать дальшеПришла Рыскина очередь чесать маковку. Замужество представлялось ей чем-то таким далёким и само собой разумеющимся, что жертвовать ради этого совместным чердаком девушка была ещё не готова.
— Лет десять так точно, — неуверенно сказала она. — Покуда приданое себе не скоплю. Как Фесся.
— А если раньше в кого-нибудь влюбишься?
— Не-а. — Рыска убеждённо потрясла головой и, видя изумление друга смущённо призналась: — Кажется, я вообще любить не умею. Вот вроде нравится мне мальчишка, а я начинаю не глазки ему строить, а недостатки искать. И ведь находятся! Один дурак, другой заика, третий рыгает громко... Через пару недель любви как не бывало! Я что, только плохое видеть могу — что в молельне, что в людях?
— Значит, и меня не любишь? — рассмеялся Жар. Ему, шестнадцатилетнему, Рыскины страдания показались детской чепухой вроде веры в Пыха под сундуком.
— Сравнил, — отмахнулась девушка. — Ты мой друг, и на твои недостатки мне плевать.
— Это какие же? — насторожился парень.
Больше всего Рыску тревожила и злила его страсть к "одалживанию", но она деликатно выбрала провинность помельче:
— Ты во сне брыкаешься! И вечно портянки свои грязные на мою постель бросаешь.
— Ой, можно подумать, что ты жениха из-за каких-то портянок разлюбишь!
— В том-то и дело! — с неприкрытым отчаянием подтвердила Рыска. — Я, страшно сказать, даже родителей своих не люблю! Если они вот прямо сейчас умрут, мне всё равно будет, представляешь?!
— А за что тебе их любить? Продали, как телушку, дядьке... — Жар понял: дело и впрямь серьёзно. Рыска не то что не умела — попросту боялась к кому-то привязываться, слишком обжёгшись в детстве. Вот и упирается всеми лапками, сама себе отговорки ищет, лишь бы не подпустить ухажёра слишком близко, "на расстояние удара". И чтобы перебороть этот страх, нужен кое-кто получше весковых олухов. — Ты просто пока не встретила того, единственного...
— Без недостатков? — недоверчиво шмыгнула носом Рыска. — А он вообще существует?
— Ну, у тебя ещё есть время поискать, — толкнул её плечом друг. — Ладно, подбирай сопли и ложись спать. Так уж и быть, поживу с тобой месяц-другой... вижу — дитя ты ещё совсем! Хоть и с... приданым.